Еще одно старое интервью.
Интервьюер: Как Вы начали рисовать?
Hyde: Когда в детском саду все рисовали, я думал: «О, у меня получается лучше всех!», «Я могу это нарисовать, а остальные не могут!»
И: В детском саду обычно рисуют плоские картинки, и детали напутаны.
Н: Вот-вот. Обычно рисуют человека — ноги в стороны, мне это всегда казалось странным.
И: Дом рисуют больше человека, солнце совсем низко за спиной.
Н: Я тоже рисовал солнце (смех). Но это был не просто кружок с палочками вокруг него.
И: Значит, Вы рисовали не только на уроках рисования и черчения, но и по собственному желанию?
Н: Да. Как только было свободное время, я все время рисовал. Я думал про себя: «У меня есть только рисование». У нас были уроки родного язвка, но мне там не нравилось. «Лучше я буду рисовать!» - думал я. Ведь каждому дается какая-то одна способность, и у меня это было рисование.
И: То есть это было призвание? И что же Вы рисовали?
Н: Красивые стороны человека.
И: «Красивые стороны» - это что?
Н: Когда посмотришь невзначай на картину и думаешь: «Красиво!» В идеале засыпаешь, глядя на картину, а когда просыпаешься, снова хочется на нее смотреть. Вот это и есть красота.
читать дальше
И: Но в человеке есть не только красивое, но и уродливое? Разве не естественно рисовать и то, и то? Разве не в этом и состоит призвание?
Н: Уродливое мне не нравится. То есть после того, как я нарисую картину, я хочу на нее смотреть с облегчением. Мне хочется рисовать красоту человека так, чтобы и завтра, и потом хотелось смотреть на этот рисунок.
И: Красота, которая успокаивает?
Н: Да. Раньше я очень любил горы, море, мы с друзьями часто отправлялись к морю или в горы с ночевой. Когда мне было 14-15 лет, я очень многого боялся. Поэтому не хотел встречаться с людьми, кроме нескольких близких. И поэтому я не хотел ходить туда, где собирается много людей, поэтому отправлялся в горы или к морю. И когда приезжал в такое место, смотрел на море, на горы, разжигал костер и смотрел на огонь, это были моменты наибольшего умиротворения.
И: Так Вы любили ночевать вне дома, маленький бродяжка!
Н: Да (смех). Но когда разгорается костер, кажется, что попадаешь совсем в иной мир. Становится так спокойно на душе, когда смотришь на огонь, на прекрасное ночное небо. Ведь в большом городе этого не увидишь, верно? Поэтому я стремился в такие места, чтобы почувствовать успокоение и расслабиться.
И: Может быть, и во время рисования Вы стремились к таким же ощущениям.
Н: Возможно.
И: Но тогда, может быть, лучше было рисовать пейзажи? (улыбка)
Н: А, может быть (смех). И почему я их не рисовал? (смех). Наверное, я хотел их нарисовать, но в конечном итоге все-таки рисовал людей.
И: Кажется, я понял это чувство. Хотя и понимая, что в человеке есть и прекрасное, и безобразное, и без этих двух сторон человека бы не было, но эту уродливую сторону признавать не хотелось, наверное, так?
Н: Да, наверное.
И: И поэтому Вы рисовали людей, в которых были только красивые стороны и не было уродливых. Наверное, при этом Вы стремились к тому же ощущению покоя, которое чувствовали в горах или на море?
Н: Да, мне хотелось, глядя на человека, испытывать то же умиротворение, которое я чувстововал, глядя на деревья или звездное небо.
И: И поскольку, глядя на людей в жизни, такие чувства испытать не получается, Вы изображали их на рисунках.
Н: Да.
Встреча с прекрасной музыкой
И: Сейчас я вдруг подумал, что когда слушал альбом Dune, то почувстовал умиротворение. Может быть, в музыке Вы стараетесь выразить то же, что на картинах?
Н: Вначале я играл на гитаре. До тех пор у меня не было интереса ни к чему, кроме рисования, в том числе и к музыке. Но в гитаре было нечто интересное, чего я до сих пор нигде не видел, и я увлекся музыкой с головой. Но рисование все равно оставалось для меня самым важным и я думал, что у меня есть только оно. Как же его заменило пение? Мне представился случай петь в группе. И в этот момент я понял: «Это моё!» Ведь было много людей, которые играли на гитаре лучше меня. Поэтому хотя я играл на гитаре, но важнейшим делом для меня все равно было рисование. А когда я начал петь, то ощутил то же, что и когда рисовал, уверенность в себе, что ли. Я думал: «Полно парней, которые играют на гитаре лучше меня, но в пении я никому не уступлю!»
И:То же самое чувство, которое Вы испытывали во время рисовнаия в детскоим саду?
Н: Ну, да (смех). И я увлекся пением.
И: Может быть, поэтому, слушая DUNE, я ощущал необычайное умиротворение, словно мать-природа обнимает меня.
Н: Нет, я не стараюсь специально выразить такие чувства. Сначала я слушаю музыку, так? Потом начинаю писать слова, и в голове всплывают образы гор и ночного неба. Но я ведь не пишу лирику специально. Слушаю музыку, которую написал Кен, и вспоминаю образы природы. Так что чувство умиротворения вовсе не обязательно появится.
И: Но тут возникает один вопрос. Слова песен являются средством самовыражения, не так ли? Но если сначала всегда идет музыка, то не теряете ли при этом Вы, Хайдо, свою индивидуальность?
Н: Нет, ведь когда я слушаю музыку, то возникают мои собственные образы. В них и есть индивидуальность!
И: Итак, теперь Вы не бросите музыку?
Н: Конечно, у меня большие цели. И мне хочется поскорее их достичь, даже если придется выкладываться полностью. Хочется скорее достигнуть целей, чтобы сказать себе: «Вот что я могу!»
И: Сколько я ни брал интервью, о подобных целях еще не слышал! (смех)
Н: Ну, что же, ждите, что будет дальше! (смех)
Как потом выяснилось, пение оказалось не совсем то, но да, главное - почувствовал свою силу!
Я думаю, что он и сейчас искренен, особенно в книге. Другое дело, что теперь приходится внимательнее подбирать слова...
Спасибо большое...
Спасибо, что читаешь! а слезы почему?
Потому что это ужасно грустно. Так не хватает сейчас таких вот интервью, глубины не хватает...
Да, сейчас такие интервью - редкость...
Это неизбежно, увы. Ответственность перед фанатами, в том числе.
А я понимаю, увы... когда знаешь, что твои слова услышат тысячи людей, то стараешься не говорить такого, что многие не смогут правильно понять.
уже тогда в целях были
мировое господствоначальные планы по завоеванию как можно большей аудиториикак же я люблю старые интервью
Да, когда читаешь старые интервью, видно, что в главном он не изменился...
Да, когда читаешь старые интервью, видно, что в главном он не изменился...
когда знаешь, что твои слова услышат тысячи людей, то стараешься не говорить такого, что многие не смогут правильно понять
раньше вообще не смущало, даже недавно не смущало... хотя, наверное, надо просто подождать, сейчас время такое (хочется надеяться на это!)
видно, что в главном он не изменился
вот это ужасно радует. это здорово.
Я вспомнила - сейчас такими искренними бывают его посты в Хайдруме, например, рассказы о прогулках.
он ведь перестал писать такие дневники, как раньше?
дневники публикуются в ларковском Le Ciel. У меня нет сканов последних номеров...
как тяжело житьзначит, он еще выходит, и они еще появляются... =((
Точно. Сейчас в его записях о прогулках звучит та его внутренняя тишина, которой он всегда был заполнен и которую я люблю больше всего на свете
Надеюсь, что вскоре напишет!